Клуб “Пятничный” собирался во вторник, такое в этом месяце выпало расписание. Встреча была назначена на полтретьего у Герасима Демидовича Еголина. В общем-то, клуб собирался еженедельно у разных его членов, но ходил я только к тем, кто был ближе всего к моему дому. Начались собрания еще очень и очень давно, и, если мне не врет моя память, не по моей воле. К тому же, сколько бы я не спрашивал, никто не мог мне сказать почему же клуб называется “Пятничный”. Впрочем, для Города это было не так уж и удивительно.
Раз в неделю члены клуба “Пятничный” собирались у кого-то дома, чтобы под звуки шаркающих тапочек и всевозможных тягомотных историй об одном и том же вдоволь насидеться в обществе любителей домино. Я же появлялся там сугубо из интереса иронического свойства.
Герасим Демидович жил в семи минутах от меня, на одном из концов парка, где я утром кормлю птиц. Это настолько расслабило меня, вселило мне уверенность в скорости моего передвижения, что я серьезно опоздал.
– Без двадцати пол пятого! – грозно сказал Еголин, как только открыл мне дверь.
– Невероятно! – ответил я.
Герасим Демидович Еголин был человеком крайней пунктуальности, ни разу я не слышал, чтобы он пришел раньше или позже назначенного времени. На каждой руке у него были наручные часы, в карманах было распихано ещё с десяток карманных. И ведь ни одни не ходили верно! Мне удавалось заметить у него парочку знакомых мне часов из магазина Перегудова, видел я и очень старые экземпляры, доставшиеся, наверное, по наследству (или были украдены, мне мало что известно о личности Герасима Демидовича), но все они ходили по-разному и не совпадали с местным временем Города.
Я уверенно шагнул в большую комнату, где уже давно сидели все члены клуба. Не пришел лишь Клим Леопольдович, потому что его утро начиналось вечером и он, вероятно, ещё не проснулся. Впрочем, на собраниях клуба он ни разу не появлялся. Комната была окутана запахом чайного гриба и предвещала бесконечное удовольствие, ограниченное лишь двумя с четвертью часами.
Со мной поздоровались все по кругу, кто-то встал и пожал мне руку, кто-то, обленившись, постно кивнул, доверительно закрыв глаза. Я, как то требовалось условием членства, любезно поинтересовался счетом игры и, не задумываясь, сразу же, как то требовалось условием членства, пропустил его мимо ушей.
Крутя в руках стакан с чайным грибом и улыбаясь грозному Герасиму Демидовичу, то ли неустанно следящему за порядком в его квартире, то ли так и не простившему мне моего опоздания, я подкараулил освобождение двухместного дивана и, сделав вид будто бы и не планировал на него присаживаться, мимолетно завладел желанным местом. Отсюда открывался вид на всю комнату, игроков, сплетников и постоянно смотрящего на часы хозяина. Захваченный предвкушением я даже рефлекторно отпил мутной жидкости из своего стакана.
Пока я был отвлечен странностью вкуса и смелостью своего поступка, второе место на диване оказалось занято.
– Это вы! – неуклюже произнес мой давний знакомый. – Я был на кухне и смог не заметить, как вы пришли.
Рядом со мной, поставив с краю от себя зонт, восседал Устин Федорович Художилов. Мы были знакомы благодаря клубу “Пятничный” и ни разу не встречались вне его рамок.
– Как ваша жизнь? – доброжелательно поинтересовался я, предварительно поздоровавшись.
Федорович заговорчески погладил ручку своего зонта, подмигнул ей, а потом очень довольно сказал:
– Сейчас я расскажу вам историю про похищенный зонт…
Устин Федорович Художилов в торопях забежал домой, успев до дождя. Как только он вышел из сквера, в котором часто бывал, ощущение, что он о чем-то забыл, его не покидало.
Прямо на своей кухне он нашел виновника странных чувств: чайник, обидевшись, забрался на самый верхний ящик и не хотел слезать.
– Ты не имеешь права злиться на меня! – так и не отдышавшись заявил Федорович, пригрозив чайнику пальцем. – Я много раз просил тебя не кричать утром, но ты бессовестно продолжаешь это делать. Где твои манеры?
Чайник даже носиком не повел, продолжив нагло стоять на высоте.
– Кто по твоему отмывает тебя от гари, каждый раз когда ты не хочешь слезать с плиты и больно обжигаешься? – продолжил добиваться правды Художилов. – Я! Несмотря на твое такое вот отношение!
Чайник был известным скандалистом. Он всегда старался сделать что-то гадостное, изводя Устина Федоровича Художилова. Вровень с ним не стоял даже веник, который то и дело нарочно ломал свои прутики.
– А теперь ты решил спрятаться? – перешел на крик Федорович. – Не прощу! Будешь сидеть там наверху, пока сам не слезешь. Забраться-то ума хватило.
Устин хотел извиниться перед чайником, за то что отругал его за визг утром, но такой его поступок менял все в корень.
Художилов показательно достал ковш, налил в него воды и поставил на огонь. Он не смотрел на чайник, но знал, что тот негодует.
Со стаканом кипяченной воды Федорович уселся за свежий кроссворд. Карандаш, вечно ломающийся, чтобы посмеяться над Устином, покорно лежал на месте, спрятались лишь очки, которые Художилов абсолютно точно видел совсем недавно.
– В прятки удумали играть? – спросил Устин Федорович. В ответ прозвучала утвердительная тишина.
Очки часто играли с Художиловым, обычно против его воли. Устин направился на поиски, зная, что никаких подсказок и “холодно-горячо” он не получит.
Пока Федорович обходил все углы и обсматривал поверхности, случилось еще одно происшествие. Одна из пуговиц на рубашке Устна, повздорив со всеми остальными, с жутким молчаливым презрением оторвалась и укатилась в неизвестном направлении. Иголка, за спланированное нападение на палец Федоровича, уже давно была выгнана из его дома вместе с ниткой-подельником.
Устав от поисков очков, Художилов начал грозно думать.
– Вы никогда не играли в честную игру. Вам не нравилось прятаться в шкафу или под скатертью. Вечно вы то на моем носу, то в нагрудном кармане…
Устина Федоровича осенило. Притаившись, будто на охоте, он схватил себя за голову.
– Победа! – рассмеялся Художилов.
Наругав очки за такую подлость, Устин Федорович вышел в коридор. Зеркало, висевшее там, показало ему ужасную картину, за которую ему тут же захотелось сделать выговор: сам перед собой Федорович стоял взъерошенный, в протертых домашних штанах и рубашке без пуговицы. Все кто были вокруг начали заговорчески бесшумно смеяться и незримо подмигивать друг другу. Старый шкаф, лампа под потолком, вешалка с курткой, ковер – все что-то знали. Они пытались скрыть это, утаить от Устина Федоровича. Все они.
Художилов обратился в угол и позеленел. Зонт, всегда стоявший на стороне Федоровича, вышел на улицу и не вернулся.
Напуганный до глубины души и дрожи в пальцах Устин судорожно соображал. Заговор? Предательство? Злостное похищение!
Федорович знал, точно знал, все не так просто, зонт в такие игры не играет. Никогда не играет. Художилов ценил свой зонт больше всего на свете, даже не позволял себе брать его в непогоду.
Все, кого он таил в своей квартире, что-то знали и не собирались говорить Федоровичу.
Не помня себя от переживаний Устин Федорович выбежал в домашнем на улицу и помчался на поиски зонта. Шел страшный ливень, сбиваемый ветром, ничего не было видно из-за водяной преграды, но он будто бы знал куда бежать. Знал и бежал, утопая в лужах.
Домашние тапки разной расцветки Художилов потерял только перебежав дорогу, перескочил низенькую оградку, подскользнулся на размокшем газоне и наконец, мокрый и холодный, словно рыба в пруду, очутился в сквере, в котором часто бывал. Ведомый внутренними чувствами, Устин Федорович, мало чего видя и понимая, обезумевший от погоды и страха, припал на землю рядом со скамейкой. Не веря своим глазам, Художилов уставился на то, как прямо там, рядом с ним, лежал потерявший дар речи зонт. Его зонт!
Устин Федорович схватил его и прижал к себе, вскочил и, чего уж там, проронил пару радостных слезинок.
Но что-то все еще было не так. Устин осмотрелся. В самом конце парка металось что-то чёрное.
Федорович долго всматривался, не веря в то, что видит. Шляпа! Его шляпа! Он уже надевал ее на утреннюю прогулку. Это она похитила зонт, а теперь убегает, поняв что ее преступление раскрыто.
Погонявшись, Художилов поймал виновницу, наступив на нее мокрой ногой, скомкал и выбросил в ближайшую урну. Простить такого оскорбления ни он, ни его зонт никогда бы не смогли.
Гордый Устин Федорович, словно детектив, вышагивал в сторону своего дома. Пока родной и любимый зонт лежал под мышкой, ливень и сильный ветер не были ему страшны. Рядом с дорогой Художилов увидел промокшего, как он сам, человека, что-то очень встревоженно бубнящего и собирающего его тапки.
– Невероятно! – воскликнул я.
– Это был хороший урок. – подытожил Устин Федорович Художилов.
– Какой же? – спросил я.
– Никогда не выпускать из рук свой зонт! – сказал Художилов и рассмеялся, а потом вдруг нахмурился и уставился на меня. – Чайник-то я давно не видел, надо бы его отыскать. – сказал Устин и, крикнув Герасиму Демидовичу, что уходит, ускакал в сторону выхода.
Я тоже встал, чтобы размять спину, и отошел к столику, где играли в домино. Вместе со мной за скучной игрой наблюдали еще два члена клуба “Пятничный”, обсуждая разные стратегии и невероятные выигрыши. Всех от своих дел оторвал голос хозяина.
– Чей зонт? – громогласно вопрошал Герасим Демидович Еголин.